Идеология национал-большевизма

Оглавление

Единая и неделимая

Давление русской национальной среды на большевизм и желание приспособиться к реальным условиям страны, сохраняя в ней господствующее положение, начинает проявляться не только в форме красного патриотизма. Вопреки всем программным заявлениям большевиков оно быстро обнаруживается в отношениях русских и русифицированных нацменьшинств в партии к национальным окраинам. Это было вначале стихийным явлением, простым следствием доминирующего положения русских в стране, где русский язык, центральность русских, единство страны было чем-то само собой разумеющимся, результатом всех жизненных навыков, от которых отказываться можно было лишь усилием воли, постоянной напряженностью. Кроме того, сама функция русского языка как языка - посредника Российской империи сохранилась и в новых условиях. Это невольно вело к централизации всей жизни на русском языке, несмотря на то, что формально все национальные культуры были уравнены.

Большое значение в централизации некоторых национальных районов имели национальные меньшинства, жившие там в рассеянии и ориентировавшиеся на центр, ибо только центр был для них достаточной гарантией сохранности. На Украине и Белоруссии такую роль играли евреи, составившие заметную силу в борьбе против украинского и белорусского влияния. Это обсуждалось, например, на XII съезде партии в 1923 г., где Бухарин обвинил русско-еврейскую по своему составу коммунистическую партию Украины в том, что она с «бешенством» борется против украинского национализма19. На том же съезде крупный партийный работник, впоследствии секретарь ЦК партии Я. Яковлев (Эпштейн), назвал в своем выступлении русифицированных евреев «наиболее последовательными проводниками великорусского национального угнетения»20.

В Грузии и Азербайджане ту же самую роль играли армяне, составлявшие значительную часть населения столиц этих республик, Тифлиса и Баку. Для армян ориентация на Москву имела еще большее значение, ибо без ее защиты они могли оказаться в этих местах даже под угрозой физического истребления.

Хотя процесс интеграции Советской России проводился усиленно и сознательно самой Москвой, в первые годы советской власти, когда статус национальных окраин был значительно выше, чем позднее, центральные партийные органы иногда публично клеймили «великорусский шовинизм», старающийся подавить развитие национальных окраин. Так, в постановлении Х съезда партии в 1921 году говорилось, что «работающие на окраинах великорусские коммунисты, выросшие в условиях существования «державной» нации и не знавшие национального гнета, нередко преуменьшают значение национальных особенностей в партийной и советской работе либо вовсе не считаются с ними, не учитывают в своей работе особенностей классового строения, культуры, быта, исторического прошлого данной национальности, вульгаризируя таким образом и искажая политику партии в национальном вопросе. Это обстоятельство ведет к уклону от коммунизма в сторону великодержавности, колонизаторства, великорусского шовинизма»21.

Но это был стихийный демографический процесс, который вряд ли в большинстве случаев носил сознательный характер и против которого новая власть была бессильна.

Видный партийный руководитель X. Раковский (по происхождению болгарин) с горечью сказал в выступлении на XII съезде партии: «Если я возьму коммунистическую партию, то я не знаю, у какого процента среди нас залегло глубоко чувство интернационализма и у какой части с интернационалистическим чувством спокойно мирятся националистические»22.

В Советской России первых лет наблюдается еще один процесс, а именно присоединение к большевикам большого количества русских, которые, не имея ничего общего с коммунистической идеологией, рассматривали коммунизм как нечто тождественное России23. Этот процесс главным образом происходит на национальных окраинах, и в особенности в мусульманских районах, где сама принадлежность к коммунистической партии означала некую принадлежность к России. Это была форма национальной самозащиты местного русского населения, которое таким образом хотело выстоять против враждебного отношения окружающих народов, формальный интернационализм, который также русские внешне разделяли, защищал их от обвинений в национализме.

Это обстоятельство отражено в решении Х съезда партии, в котором говорилось о «засоренности коммунистических организаций на окраинах», где к партии, в частности, «примазываются кулацко-колонизаторские элементы»24.