Закат Америки
оглавление2.3. Удивительная Америка.
Осенне-зимний семестр 1991 года (сентябрь–декабрь) я вел два курса в Весленском университете в США: «Национальные образы мира» на английском языке и «Русский образ мира» для русистов на русском. Я впервые был в Америке и многому удивлялся. Свои уразумения и сопоставления с нашим я записывал для себя. Открыв год спустя эти записи, понял, что они могут быть и общеинтересны. Предлагаю отрывки. Только прошу учесть, что каждое наблюдение и мысль частичны, моментны, так что и ложны могут быть, и в иной день их опровергнет иной факт и другая мысль. Но как живой процесс постижения это все равно имеет смысл.
Это не записки журналиста. Есть особый прицел в моих наблюдениях: уловить те религиозно-философские координаты, ту систему ценностей, которыми, и не осознавая их, руководствуются люди в будничной жизни, проникнуть в них сквозь мелочи быта.
Весленский университет находится в небольшом городе Миддлтаун в штате Коннектикут в Новой Англии, то есть на восточном побережье США, между Бостоном и Нью-Йорком. Университет небольшой – две с половиной тысячи студентов, частный, престижный весьма. Еще Диккенс выступал там...
1. IХ. Дороги, покрывшие Америку,–трассы шикарные, где пять линий только в одну сторону, потом широкая полоса нейтральной зелени и снова трасса из пяти полос, а по пути – кольцевые «развязки» (их именуют «спагетти»: ну да, как макароны, вьются). Да эти дороги в сумме дадут территорию какой-нибудь европейской страны–Франции, например. Так и обитает американец – на дорогах да в машине, что универсум: тут и печка, и кондишн–прохлада (свой климат), и музыка... Особая страна в стране– дороги, а американец в машине так и живет, как в отеле: не соприкасаясь с природой, убежав от нее, как от греха первородного, что знали: ужас, трепет – первопоселенцы.
Поразили меня везде улыбки, смехи, веселость. Словно невинность детей. Будто не знают первородного греха, неведом он им. А как мы, в Евразии, его чувствуем – натуральные, из природы растущие! Застенчивые. В России особенно. Так что и жить-то вроде бы и стыдно. А тут без зазрения совести живут себе – без памяти о предках. И могил отцов посещать не могут, ибо переселенцы непрерывно – и сейчас. Как начали переселяться из Европы в Новый Свет, так и тут все кочуют с места работы и жительства на другое, не свивая долговечного гнезда, не имея привязанности к родной деревне и дому и не зная «любовь к родному пепелищу, любовь к отеческим гробам». Нет обычая посещать могилы предков на Пасху. Пасха не важна тут. А вот Рождество– свое как будто. Хотя нет: слаба вертикаль родовая – дети от родителей скоро отъединяются, самости становятся, торопятся стать «самосделанным человеком».
Развивал я Майклу Холквисту (профессор Йельского университета, славист, автор книг о Бахтине. С его семьей до занятий ездил на север, в штат Мэн) о «комплексе Ореста» мысли:
– Если в Европе – Эдипов комплекс (Сын убивает Отца и женится на Матери), в Азии и России – Рустамов (Отец убивает Сына...), то в Америке – Орестов: матереубийство. Но Орест, убив матерь, жало эриний, угрызения совести испытывал. Отчего же американец – нет?
А потому что одну землю оставя (родину – там, Ирландию или Италию...), и новую природу с ее народом поубивали: минус на минус дает плюс. И вот двух матерей убив – невинны!
Но изобретатели – неистощимые! Искусственной цивилизации мастера. Для того и потребности все новые придумывают – чтобы творческой игре выдумок непрерывный зов спереди был.
Что ни возьмешь – все так остроумно и экономно придумано! Куртку-плащ мне давала Надежда Петерсен для восхождения на вершину Вашингтона в штате Мэн. Под рукавами – дыра: можно как «пончо» носить, накидку, и как плащ с рукавами. У нас бы две вещи шили: накидку и куртку.
При широте-богатстве – экономия. В ванной пузырьки с жидким мылом: нажмешь – и выльется чуть, сколько надо. А у нас весь кусок мыла смыливается в воде нещадно. Разброс душа в ванной регулируется даже. Плита сама зажигается: спичек не надо...
Но ведь сразу в рабство к удобству поступаешь: если не понимаешь в этой технике, сломаешь, вызывай ремонт, плати... То же и лекарства мудреные. Врачи самые дорогие. Ибо здоровье – главная ценность тут. Во что себя вкладывать? В миг жизни сего дня и в успех грядущего.
Скорость – вот первокатегория тут вместо Пространства и Времени, что в странах Евразии ориентиры жизни и разума. Недаром и кино тут обозвали «муви» – то, что движется. Американец и есть муви (не муни– мудрый, в Индии), номад в машине. То-то и кровь им нужна черная – нефть...
...Но когда в штате северном Мэн в горы, леса и озера девственные шли, понятен мне стал подвиг и ужас первопоселенцев, осваивавших эту природу: священный ужас, как перед божеством, они имели. И у Шервуда Андерсена в рассказе женщина боится вступать в лес за поселок: там в деревьях ей тени убиенных и изгнанных индейцев мерещатся,–и вину чует...
2.1Х. В гостях вчера у англичанина Джерри, что в двухэтажном доме с дочерью, тоже приглашенный профессор. Приятна простота – одежд и отношений. Дочь Джерри, Кристиана, окликает отца – «Джерри» (как и меня дома – «Гоша»). На равных родители с детьми – тут особенно. Я делаю заключение: отношения родителей и детей – как братьев и сестер – одноуровневые, не вертикальны в отличие от евразийских, патриархальных... Это, конечно, вообще стиль века, но пошел он – с Америки. Как и многое.
Спрашивал про американское национальное блюдо. Назвали – «гамбургер». Ну да, пища на скорость-наспех и нейтрального вкуса: чтоб не отвлекать, чистая заправка, как машины. Да и сам американец в авто – кусок мяса между двух ломтей, как гамбургер... А напиток национальный? Кока-кола. Искусственно химизированная жидкость. Вся пища «ургийна», пропущена сквозь индустрию, а не с прямой подачи природы.
С утра гулял – смотрел дома. Нельзя тут описывать дом как характер владельца (как это у Бальзака, у Гоголя): дома часто перепродаются и меняют владельцев, так что души-характера в домах нет.
7.1Х. Днем приехал Юз (Алешковский) с Ириной и повез грибы собирать в национальном лесу. Сыроежки, опята. Но какие-то чуть другие тут, как и деревья: березы, клены.
– Знаешь предание? – Юз мне.– Вождь индейцев произнес проклятье белым: исчезнут запахи в Природе. И верно: все тут стерильно, и цветы не так пахнут, и все плоды земли.
Вот и от Англии отличие: там чуткость к запахам (и в поэзии), обоняние. И вообще в Старом Свете ноздри, носы важны и тонки. И собаки, и охота. А здесь все погрубее, органы чувств. Зубы важны: все их показывают в рекламных улыбках – как хищность свою и волю сожрать тебя в гонке к успеху. Ну и язык облизывающийся – все в рекламе пищи вылезает на разные продукты. А про грибы Ирина хорошо заметила:
– Здесь грибы не прячутся, жмутся прямо к дороге, а в России скрываются.
– Ну что ж, там и грибы застенчивы, не напоказ, а тут открыты, в рекламе взывают: возьми меня, я наилучший!
...Белочка по дереву под окном прямо с асфальта двора вверх. Хотя не асфальт тут, а плиты: не пахнут в жару, как асфальт. Все-то удобно, для жизни без мучений – так эта страна и все тут затеяны: чтоб сладка сия жизнь шла, была, сложилась. Не то, что у нас; для страданий и легко чтоб расставаться с сею проклятою жизнью – и взыскивать Высшего града и рваться к нему – в идеале, в вере, в утопии.
Сказал Юзу, что не знают первородного греха, а ведь вырезали индейцев – и скалят зубы в улыбке, невинны.
– Теперь грех перед неграми чувствуют, им уступают, с ними нянчатся: права меньшинства! – а те входят в раж...
Так что негры получают дивиденды ныне за индейцев порубленных. Чернокожие – за краснокожих.
Готовясь к лекциям, читаю антологию американской поэзии. Дивно: нет «гражданских мотивов» (а как их обильно у нас). Да потому, что нет Власти, Государства, давящего и выжимающего из душ слова, мысли – в оборону личности, народа. («Народа» тут нет – такой категории, а «население»: переселенцы – не народ, и им Америка – не Родина-мать, но фактория для труда.) Тут напротив: заставили государство служить человекам, их удобству.
Другие темы в поэзии и враги: Смерть, Природа... Но главное – наслаждение настоящим – у Уитмена – и собою, каков аз есмь. Так что не понимал я прежде американцев, когда представлял их только наслажденцами труда: что не умеют кейфовать. (Вон как студенты тут кейфуют, мало занимаются.) Не выматываются из сил на работе, как японцы сейчас.
По телеку – передача негритянского ансамбля: стихи и спиричуэлз. Бог им рядом, Святой Дух (Спирит) в тебя входит. «Брат Иисус» – так негры к Нему обращаются и чувствуют близко, любят Отца, сами – как дети. (Англосаксам, трудягам, Бог ближе как Творец.) Наивность и теплота, сердечность в неграх. Нет затаенности, как в белых: субстанция Старого еще Света...
9.1Х. Уже житие спокойное начинаю вести – как все американцы – в микроклимате старосветской своей общины. Вчера Юз повез в русскую церковь в Хартфорде. Воскресенье, служба, новенькая церковь, построенная в 60-е годы людьми «второй», послевоенной эмиграции, из «перемещенных» лиц. Служит ирландец, перешедший в православие. А поют свои: женщины и старички – такие чистенькие, уже американцы; а тем дороже им раз в неделю прийти и подкормить родную субстанцию души. Островок, малое стадо, а все – у Бога в обители. Я аж прослезился под конец: прошибло меня умилением – жестоковыйного.
Так и все тут, в пространном космосе Америки, живут – своими микромассами, общинками малыми, филиалами Старого Света: ирландцы, итальянцы, евреи и т. д. Так что американский флаг не только механическую звездчатость 50 штатов означает, но скорее небо галактики этой в звездах-планетах общин, стран в стране. И тогда живут – и в Америке, и в Италии сразу: обеими субстанциями дышат. Потому в американца превратиться легко: не надо расставаться с родиной – в быту, в нравах; не надо резко душевно преобразовываться, а лишь внешне, трудово.
13.1Х... Оказывается, год учебы в Весленском университете стоит 22 тысячи долларов. Я вздрогнул. Такие деньги платят – и за мой курс! Ирина сказала: да, каждый тысяч пять выкладывает, чтоб слушать мой курс. Мне зябко стало: а что я им даю? Взгляд и нечто... Надо постараться.
Вообще анархизм американской системы образования – не хуже ли советской запрограммированности? У нас хоть классику и основные знания в науках дают. А тут может Эпштейн читать курс про своих дружков «концептуалистов», и бедные студенты учат Пригова и Рубинштейна, не читавши Лермонтова, Тютчева и Блока... Так что издержки Свободы... И в итоге такое случайное образование! Особенно пусто сзади, в классике,– на современное и последний крик устремлены. Американский образ мира им поднося, не мог на «Моби Дика» опереться: не читали...
Но какие живые, веселые, оригинальные лица у студентов! Право имеющие–без вызова (как бы у нас, от уязвленности), а спокойно, как само собой разумеющееся...
16.1X. Вчера Юз и Ирина возили на рынок-распродажу за 70 миль на юго-запад. Милые холмистые пейзажи Новой Англии в блеске золотой осени начинающейся...
Однако Америка работает на покупание: все нового и лучшего. Вон Юзу теперь новый дом устроять-совершенствовать. Заехали в магазин – что фабрика: можно оттуда с готовым домом выехать – от фундамента до ночников. Полно стройматериалов и бумаги – при том, что природа вокруг ухожена и мусора нету. Даже машинка для переработки мусора на участке твоей земли предусмотрена.
Категория Времени со всех сторон работает и обрабатывается в Америке. Холодильник-рефрижератор, тут массово в быт введенный,– для хранения продуктов в замороженном виде, что значит: остановить природный процесс, время органической жизни, и на его место поставить время труда, свободы, независимости от природы.
Туда же– скорость автомобиля и экономия времени на покупки, в одном «маркете» все: от маслин до свитеров и фотопленок. Чудовища потребления (как Левиафаны власти: дворцы, ратуши и министерства в Евразии) – такие «шопы».
К тому же и тяга к односложным словам: «стоп энд шоп» – «стой и купи!» – так магазины такие именуются. Некогда американцам полновесное длинное слово произносить. От них в Логос мира пошла тяга к аббревиатурам, сокращениям слов по первым буквам: США, ЦРУ...– и к нам этот американизм после 17-го года перекочевал: ЦИК, ВЧК, «колхоз» и т. д.
Когда Юзу эту мысль про одоление Времени высказал, он: – Сэкономят на скорости, а потом сидят у телевизора и теряют часы жизни, глазея на дрянь.
Но имя личности пишут на названии фирмы: «Хилтон», «Макдональд». Всякое предприятие отмечено персональностью. Как у Христа апостолам сказано: заботьтесь, чтобы ваши имена были написаны на небесах, как здесь – на земле, на изделиях...
25.1Х. Вчера в английском классе преподнес американский образ мира. Вроде увлек: они аж ахнули, как странно и иначе можно ихнюю же жизнь увидеть и понять. Уж начали и врабатываться в мое мышление. Одна студентка о стиле еды заметила: что сладости не целой массой торта, как в Европе, на коллектив рассчитаны, но раздельно-единично упакованы – на индивидуализм американца... А когда я толковал позу «ноги на стол», другая продолжила: так американец убирает корни, связь с землей, чтобы стать более надземным, от нее свободным...
А и в русском классе интересные вопросы задавали. – Почему русские женщины: Татьяна, Катерина (в «Грозе») так сильно любят? Не оттого ли, что мужчины писали эти книги и им лестно, что их так любят такие прекрасные женщины?..
– И какие «экстремы»! Или поклонение женщине как богине, или бьют, бросают как бабу. Нет среднего...
И это верно: в России вообще недостаток среднего звена; и нет среднего сословья, а – или аристократ утонченный, или мужик и люмпен... И в литературе не изображено среднее теплое отношение к женщине в семье, а или идеальная романтическая любовь-поклонение, или забитая баба...
– А может, оттого такие в России утонченные, что не работали?.. Тоже взгляд из американской «ургии» – трудового подхода к бытию. С каким вкусом и эстетично описано, как Робинзон или Торо себе дом строят и пищу добывают! А аристократы Пушкина, Лермонтова, Тургенева, а потом и Достоевского герои – все на верхнем этаже работают: в душах и эмоциях, в идеях, верованиях, идеалах – весь век. Но в этом они тоже профессионалы – наработали на весь мир и на следующий век даже. Так что это тоже шахтерская работа в идеях, душах, сверхценностях – ее сделала русская литература XIX века, и того здесь добыть-выразить не могут. Тоже разделение труда в духовном производстве...
27. IX. Когда смотрел вчера фильм про вторую мировую войну (Анджея Вайды «Корчак»), сидя в уютной аудитории, сказал потом Саше Блоху, кто тут математику преподает, сам из Харькова:
– Вот спасенное пространство – Америка! Оторвались от ужасных сюжетов народов и стран Евразии: войны, патриотизмы, подвиги, истребления, чума, холера...
– Что значит–Атлантика!–он дополнил.–Закрылись этим рвом, как в замке.
– Но закрылись и от сверхидей нравственных, экзистенциальных, что нам там слышны и ворочаются в душе. А тут какие-то веселые, легкие, бодренькие – «чиирфул»!
– Что ж, зато другие сюжеты – рабочие, научно-технические получили в задачу и на открытие: человека заменить, члены его, чудо компьютера и проч....
А верно: для этих проблем надо иметь успокоенную насчет итогового смысла жизни душу. Ибо если заболеть-взволноваться этим, ни шагу не ступишь, а будешь лежать на обломовском или раскольниковском диване, ибо все равно, и не хрен суетиться, и все равно помрешь, и все равно ничего не поймешь...
Интересно, как вчера студенты удивились: отчего купец в «Грозе» не дает денег изобретателю? Ведь изобрел бы что, усовершенствовал!.. – Это вы, Америка, страна изобретателей (Эдисон, Форд...) – и машин, и потребностей, даже лишних. Ибо «потребность» – нужда, несвобода, вяжет: человек вляпывается в нее и не может уж обходиться без... А в России изобретатель беспокоит сон и традицию, к чему склонна после каждого рывка исторического, молодого. Обломовы мы... Даже нищие воры в «На дне» Горького: на хрена работать-то? А рассуждать – так сладко! Вон и сейчас демократическое толковище – как в «На дне»: блестящие разговоры, а что до дела? – метлу лишь передают из рук в руки: это ты подмети ночлежку, а не я!.. Мало кто хочет и знает, как приняться за практическое дело. Уж ли снова немец Штольц или уж американец Форд нужен?..
6. Х. Когда вышел вчера промяться, закисши, и двинулся по направлению к кино, услышал пение в церкви. Захожу – поют хором на многие голоса гимны. Люди и пожилые, и молодые, и средние, интеллигентные, да с такой радостью, и увлечением, и красиво. Поочередно выходят дирижировать. Одна так просто ликовала, танцуя и улыбаясь, и именно как радостный танец перед Богом было это ее дирижирование. С развевающимися седыми волосами, она была прекрасна, как от земли оторвана, летела – и все с нею. Такая «осанна!» звучала... У всех перед глазами толстые книги, и там на четыре голоса расписаны партии и тексты. Они поют – и душу свою изливают и питают красотой, умащают божественным миром. Будто ангелы славу в вышних поют – такими себя тут чувствуют дневные клерки и профессора, секретарши и продавщицы. В углу мальчик мирно складывал кубики на полу. Потом отец его – полумексиканской наружности (а большинство – англосаксы) – взял сына на руки и понес в центр–пришла его очередь дирижировать. Он объявил номер гимна и с ребенком на руках стал дирижировать. Мальчик улыбался, и всем было так радостно!
Так вот оно – самодержание личностей себя в Боге – общиной, без посредника-священника-наставника. Напрямую с Богом – и друг с другом, братия равнорадостных тружеников и в материи (днем), и в духе-Боге и музыке (по субботам-воскресеньям). Мне и самому захотелось петь с ними...
И вот подумал: пуритане-переселенцы в Новый Свет были уже вышколены Богом и цивилизацией: не звери, а человеки с Богом в душе, и потому не нуждались в ином руководстве – властей и полиции, чтоб сохранять и развивать человеческий облик в себе и вокруг – вносить его в природу, ее цивилизуя. «Молись и трудись!» – эти две заповеди вынес Конрад Хилтон из детства в семье и достиг успеха в бизнесе: по всему миру отели «Хилтон».
Да ведь самые крепкие индивидуалисты были эти плебеи-пуритане в Англии. Даже аристократы – еще коллективисты: родами-кланами жили и вокруг трона-двора-короля сплачивались, пуповину родовую не оборвали, инфантильны. А эти – самостоятельные работяги, все умеющие сами, опирались на себя и на Бога, ни на что более. И потому отважились пересечь океан и на тот свет выйти. Такой образованный уже цивилизацией и Богом индивид – Робинзон.
В России подобны были старообрядцы, а и новообрядцы: баптисты, молокане...– все секты. Но стояли человеки общинами, а не сами по себе. А так-то лишь пастырством церкви и власти русский человек, вечный отрок, не муж, удерживался от падений. Самостоять – не мог.
И на такого человека рассчитано было и самодержавие, и советская власть, и Общее Дело Николая Федорова, это высшее проявление патриархального принципа: со святой организацией людей вокруг Божьего дела, а не тратя силы на новую вариацию бикини или зубной пасты; в этом возможна простота и аскеза. А в Духе – варьируйся!..
Да, по простору России, с реденьким ее населением, неестествен принцип робинзонов-фермеров, но общинами-отрядами (как села, сходы, колхозы, заставы...) присуще осваивать сей космос...
...Не выезжая из университета, здесь можно страшно интересно жить! Только разгляди все афиши. Бесчисленное множество маленьких собраний по интересам и группам. Цветение культуры. Так что незачем тебе стремиться выезжать куда-то смотреть Америку. Тут она – в интенсивности своей и в позитиве. Только приникай и приглядывайся.
И студенты – такие свежие и легко отзывающиеся умы! Вот в английской группе позавчера занимались Генри Фордом (он важнейшая тут фигура, важнее Вашингтона и Линкольна), и я предложил им подумать над философией человека в автомобиле. И сразу отозвались:
– Приводит к разделению семей – сепаратизм. Можно не жить вместе.
– Все время переезды, переселения. – Исчезло Пространство, понятие Дали.
– Ну, а минусы какие? – им я.– Учитесь и негатив видеть во всяком явлении.
– Окружающая среда отравлена – воздух.
– Человек уж и живет в автомобиле: там и телефон, и компьютер, и спальня. Зарылся... И ног ему не надо.
«А вместо сердца – пламенный мотор», вместо ног – колеса. Так что обычай пионеров-первопроходцев – ноги на стол – был как бы заявка-воление американской психеи: отменить их! – в ответ на что и изобрелся автомобиль...
Но, конечно, не знают студенты европейского наследия культуры– мифов и проч. И вот что еще мне объяснила на днях хозяйка салона в Рассел-хаузе:
– Сейчас движение к равенству меньшинств и их культур приводит к тому, что мифы Греции уравнены в правах с мифами племени банту, например; а литература Сенегала претендует равняться с литературой Франции. И вот калейдоскоп культур, множество мелочей.
– Да, европейской культуры наследие – как общий язык – было. А теперь что же – пропасть ему из-за демократии и равенства? Нечем понимать будет друг друга.
Сейчас тут помешались на правах меньшинств – и такие они агрессивные: черные, цветные, женские и проч. Последнее-то – и не меньшинство, а «половинство» рода человеческого...
6. Х. Но тут приехал Майкл Холквист и повез к себе в Йель на уикэнд. И когда выстроилась очередь у светофора и все послушно ждали при красном свете, я понял: так вот почему так законопослушны американцы и математико-логичны! Потому что ежесекундный тренинг на законопослушание проходят, дрессируются, сидя в своем автомобиле. Тут уж железный закон и казнь за непослушание. А также в кровь и подкорку и автоматику им вгоняется бинарно-компьютерная логика: «да – нет». Так что и правосознание, и логика американца во многом– функция его жизни в автомобиле в качестве нового кентавра. А ну-ка, как прозвучит новообразование по-русски? МЭН ИН Э КАР. Неплохо–заморски... И мышление их вышколено на прямолинейно-бинарные ходы, а не по бокам глазеть и причудливо петлять, как по тропам и ложбинам природы и в лесу русаки еще чудесят, где «у нас дороги плохи» – вечно: от Пушкина до наших дней...
Потом ходили на американский футбол, и дивился я. Стоят команды против команды, набычившись, и даже как орангутанги: длинные руки-конечности спустив к земле, как на старт для бега. Потом бросаются на мяч, наваливаются друг на друга, куча мала. Если кто успеет с мячом вырваться и убежать – на него бросаются, валят за ноги. Задача– продвигаться поступательно с линии на линию на поле противника.
– Да это ж бульдожья хватка! – говорю.
– Да, и патрон этой игры – Бульдог,– сказал Майкл.– Видите: на нашей стороне, где команда Йеля, черный бульдог: это человек в маске и шкуре. А на той – белый.
– Прямолинейное упорство в достижении цели – шаг за шагом. Но не маневренная игра с пространством, как артистичен в этом европейский футбол. С воображением. Как и войны маневренны. Наполеон... Тут же – обезьяньи членистоноги, как у Линкольна узловатые конечности,– в цепком ходу. Много динамики, напряжения энергии – и меньше кинетики, движения. Ну да: тут человек – мотор, электричество, воля. А движение – это уж не ему, а машине...
– Спорт вообще очень большое место в американской жизни занимает,– Майкл отметил.
Ну да: тренировка упорства в достижении цели. И школа брутальности и соперничества – не мягкости, галантности и взаимности, как любовная игра во французстве, например...
Но как перерабатывают! Переутомляются в работе. Об этом кино, что вчера смотрели: «Кинг Фишер» – как Чашу Грааля сумасшедшие искали в Нью-Йорке. И видишь: как перенапряжены нервы работой у них. Стрессы. Сгорают – до видений и чертиков, до психопатии и наркотиков.
О, американцы – это люди-огни. Языки пламени. Заряды. То-то с легкостью снимаются с мест и преодолевают тягу матери–сырой земли в Старом Свете, а в Новом она уже им не мать, так что легко орудуют с нею – без священства и пиетета.
А русский человек – понял! – не может преодолеть гравитацию– притяжение матери–сырой земли – и гасится: не хватает огня взлететь – лишь «рыцарь на час», «проблеск» и «недоносок» (как Некрасов, Тютчев и Баратынский явили). И тянет к покою – «забыться и заснуть»...
И европейская механика закон инерции априорно приняла: стремление тела к покою или равномерному (монотонно-сонному) движению, тогда как американская механика бы, по крайней мере, в аксиому равноускоренное движение положила: ибо человек тут разгорается на работу за жизнь – разрастается его дело в объеме.
11. Х. Передумывая для американов русскую историю всю, вижу, что, если бы дать нормальным темпом (без подстегиваний) России жить и себя осваивать – при малом населении центральной Руси, где она зачалась, в ее лесах и прогалинах, при мало пассионарном человеке, довольствующемся малым, не много производящем и не много рожающем,– то чтобы заселить натуральным расширением и охозяйствить этот бесконечный простор, понадобилось бы тысяч 50 или 100 лет. Но это – не по темпо-ритму окружным народам и странам, и они стали нападать и тем стимулировать организацию и структуризацию Руси – в социум, государство и цивилизацию. И так и пошло: под ударами извне и нажимами – и при форсировании уже со стороны Государства мощного.
Так что, если американское развитие – искусственно-ургийно, то есть не по органике-воле матушки природы здешней, то русское развитие тоже искусственно-усильно, но не через Труд, а через Власть. Не через Злато, а через Булат. И это – наш стиль, и ничего тут не поделаешь. Только меру, конечно, надо тут находить. Но с принципом меры у нас слабо всегда: заходим в раскачке в крайности...
12. Х. Рассказывал мне позавчера Алексей из Иркутска (что тут по обмену на год) про студентов-американцев, с кем вместе живет, как они проводят день. Встают в 8.30. Классы – в девять, но немного их, обычно два в день. Потом много спортом занимаются – часа три. После ужина в шесть-семь принимаются за чтение – под музыку. Но тут же телефоны, долго говорят. Потом друг с другом общаются, смешат, могут брызгалкой поливать, шутить, развлекаются так. Главное – ищут и делают «фан» – что-нибудь смешное, и готовы откликнуться на все: простодушны, инфантильны. Потом – в кино. После полуночи начинают слоняться просто – ни спать, ни делать что. Засыпают в три ночи.
– Самое влиятельное у них – феминизм! Девушки – как мужчины, да еще мужественнее хотят быть. Знакомятся сами. Ухаживаний не принимают. Вообще все весьма пуритански, хотя могут и изнасиловать мужчину. Нас стараются презирать. Ничего романтического и любви. А – товарищество, дружба. (Наверное, как и на советчине в 20-е годы, думаю.) Но занимаются мало, и непонятно, какое добудут образование.
– Так их японцы обгонят, что старательно штудируют,– говорю.
– Тут в Весленском университете – оплот либерализма. И студенты что хотят, то и выбирают: классы, курсы. Но и могут выйти отсюда совсем без фундаментального образования. Например: запишется на курс классической музыки, сидит и слушает симфонии – без анализа и музыковедения. Другой курс – какую-нибудь генетику он же возьмет. Конечно, причудливые сочетания – и это интересно. Но ведь дети поступают – и что могут выбирать?...
– Да, выходит, наше государственное программное обучение все же некий фундамент общей культуры лучше дает. А потом – разнообразь сам. Тоже разница: тут сразу, сызмала человек себя отличным формирует. А у нас лишь потом: как вариация Единого «мы».
Хотя разве здесь не унифицируют друг друга – общением компаний? То же феминистское движение...